Кровь. Много крови. Очень много. От неё слипаются волосы и ресницы. Что это было? Ах, да… По дороге к «клиенту» Сибиряк вдруг ударился в истерику и категорически заявил, что, по крайней мере, сегодня ни за какие коврижки не выйдет против проклятого ирландского маньяка, об которого поломал уже несчётное количество когтей, и пусть хоть раз с желтоглазым ублюдком дерётся кто-нибудь другой. Ну, вот ты и подрался, Балинез. Выручил братика. Счастлив? Синяки и ссадины не в счёт. Больше десятка резаных ран – хуже, но и не с таким справлялись, заживёт. Несколько сломанных рёбер, переломанная аж в двух местах левая рука… совсем хреново. Осколки мобильника где-то под грудью, оторванный микрофон передатчика… А вот это уже, как говорится, полный звездец.

Шансы выжить, правда, ещё остаются – если прямо сейчас придёт кто-то из ребят. Что маловероятно – во время драки Балинез с Фарфарелло всерьёз оторвались каждый от своих «своих». Так что найдут твои друзья и боевые товарищи не тебя, котёночек, а твой остывающий труп. Если вообще найдут. Интересно, а Шварц придут за своим психом? И что они тогда сделают с Балинезом – подберут, прикончат? Кстати о психе: где этот … ?

Балинез разлепляет-таки глаза. Да вот он, рядышком лежит, в той же луже. В смысле – в той же луже кровищи. Судя по всему, в данный момент абсолютно беспомощный и безопасный. Надо экстренно делать ноги отсюда, пока за маньяком не явились! Балинез пытается встать.

– Не дёргайся, Вайс, – слышит он хриплый голос. – Дождись момента, когда ты накопишь возможный максимум сил, но ещё не успеешь ничего потерять, – оба янтарных глаза смотрят внимательно и серьёзно.

– Без тебя разберусь, – вяло огрызается Балинез. Однако к совету прислушивается. Выжидает пару минут, после чего начинает подниматься.

Сломанная рука подводит, и, едва встав на четвереньки, Ёджи начинает заваливаться на Фарфарелло. Но не падает. Потому что лежащий ничком Шварц, как-то извернувшись, подставляет ладонь под повреждённое плечо Вайса. Несколько секунд передышки – и Балинез ощущает, как ирландец мягко, но настойчиво подталкивает его вверх. Минута, две… Он опирается спиной о стену приютившего обоих врагов закоулка.

– Не вздумай терять сознание, Вайс, – вновь подаёт голос Фарфарелло. – Иначе получится, что я зря вывихнул руку.

Локоть у него действительно выгнут под каким-то немыслимым углом. Балинеза охватывает… нет, пожалуй, даже не жалость. Чувство острой несправедливости происходящего.

– Твои сумеют тебя здесь найти?

– Меня не будут искать, – беловолосый совершенно спокоен. – Меня уже списали со счетов. Шульдих оборвал контакт ещё с полчаса назад. Я умру здесь. Иди, Балинез.

Сил на возмущение просто нет. Их хватает только на шаг… другой… третий… ещё один… ещё…

– Ёджи! – сильные руки Абиссинца подхватывают его. Дошёл.

– Там… Фарфарелло… его подберите…

– Рехнулся, да? – Сибиряк, как всегда, бестактен. Из дикого леса дикая тварь …

– Я без него не встал бы. Шварц его бросили. Абиссинец…

– Хорошо, – решает лидер Вайс. – Сибиряк, Бомбеец, сходите за ним.

Наконец четверо Вайс и один Шварц оказываются в машине.

– Мы оставим Фарфарелло на видном месте и вызовем «скорую», – говорит Айя. – Выживет – значит, выживет.

– Да, наверное, – устало соглашается Ёджи. Для Шварца и так сделали больше, чем он мог бы рассчитывать.

– Абиссинец… – голос у ирландца почти жалобный. – Не надо «скорую»…

– Эт-то ещё почему?

– Они… – почти смущённо, – они нож отберут…

– Да что тебе тот нож? – раздражённо бросает красноволосый.

– Что тебе твоя катана? – парирует Шварц.

– Ладно, извини, – сдаёт позиции Абиссинец. – В общем, так. Отправлю тебя в госпиталь вместе с Балинезом, пусть дальше у Персии голова болит.

***

Первые ощущения – свежее бельё и удобная кровать. За всё время пребывания в Шварц Фарфарелло всего несколько раз спал в постели – когда Шульдих был пьян и хотел секса настолько, что ему было уже абсолютно всё равно, с кем. Поэтому ирландец позволяет себе понаслаждаться – но совсем немного. Он слишком хорошо понимает, что отсюда надо бежать – и бежать прежде, чем у Вайс появится даже тень подозрения, что он уже на что-то способен. Котята, конечно, могли подобрать раненого врага – из чистой сентиментальности, потому что их просил Балинез… но навряд ли их чувствительности хватит на то, чтобы лечить Фарфарелло и возвращать его Шварц. Ну, разве что по частям, да и то если у Абиссинца невовремя проснётся чувство юмора…

Открыв глаза, беловолосый осознаёт, что палата-то двухместная. А на соседней койке возлежит не кто иной, как Балинез собственной персоной. И улыбается – доброжелательно и капельку насмешливо. Неопасно.

– Не вставай, Фарфи, – в голосе искренняя забота. – Швы разойдутся, да и вообще в таком состоянии не стоит… – и чуть виновато: – Тебе здорово досталось.

– Знаю. Ты умеешь убивать. Ты не виноват, что меня трудно убить, – и безо всякого перехода: – Что Вайс собираются делать со мной?

– Не знаю, – честно признаётся Ёджи. – Понимаешь, после того, как ты меня спас, нам будет очень трудно тебя убить. Но отпускать тебя на свободу…

– Я имею право решать?

– Да, наверное, – Ёджи озадачен.

Фарфарелло взвешивает всё – шансы сбежать, желание и необходимость возвращаться к Шварц, отношение к Вайс вообще и к Балинезу в частности…

– Тогда я решил. Теперь я буду убивать для тебя.

– Но…

– Шварц думают, что я мёртв. Значит, больше на меня не рассчитывают. Я не подведу их, если не вернусь. Вайс надо меня убить, но они не хотят. Если я буду своим, у них появится право оставить меня в живых. Быть пятым Вайс я не могу. Но я буду в достаточной мере своим, если буду убивать для тебя. В чём я неправ? Или ты не хочешь?

– Но почему именно для меня?! И почему именно убивать?!

Ирландец приподнимается на локте. Янтарные глаза встречаются с изумрудными. Балинез успевает решить, что пламя в янтаре – это красиво.

– Мы с тобой убивали друг друга. Наши смерти встретились, и мы их видели. Мы живы, но смерть отныне всегда рядом и связывает нас крепче, чем любая любовь. Мы умирали друг в друге и были друг другом, когда умирали. Мы оба всегда будем помнить это. Нет большей близости, чем та, которую дарит смерть. Понимаешь?

– Не очень. Ведь Сибиряк тоже убивал тебя – почему у тебя не возникло подобного отношения к нему?

– Не знаю. Может быть, он плохо меня убивал. Возможно, дело в том, что он дарил мне только смерть, а ты подарил ещё и жизнь. Я об этом не думал.

– Хорошо. Тогда, как твой господин, я вручаю тебе оружие, – Балинез пытается дурачиться, однако, выходит у него на редкость торжественно и серьёзно. Он протягивает Фарфарелло его нож. Желтоглазый убийца нежно принимает свою маленькую святыню. Ёджи осознаёт, что сейчас ирландец даже красив – несмотря на все шрамы. Красив, как… как смерть.

Его мысли обрывает возня под дверью. Наконец дверь открывается, и в палату вваливаются трое Вайс.

Начинается радостный обмен новостями, вручение гостинцев и тому подобное. Фарфарелло ощущает, насколько всё это – не для него, и на него накатывает ощущение такой собственной чужеродности… Он отворачивается к стенке, закрывает глаза… и чувствует, как на его кисть ложится чья-то маленькая ладошка. Бомбеец.

– Ты извини, что я тебя разбудил, – подросток взволнован до дрожи в голосе. – Просто как-то нечестно всего натащить Ёджи, а тебя совсем бросить. Ты, конечно, Шварц и всё такое – но это же ещё не повод…

– Ну, как всегда – Бомбейчик занимается благотворительностью, – кисло замечает Сибиряк.

– Но, К… Сибиряк, неужели тебе его совсем не жалко? У Балинеза мы все есть, а он тут вообще один! Это нечестно! Мы не должны так поступать!

Руку Оми аккуратно сжимают. Одно дело – напоминать Вайс, что они Вайс, и другое – осознавать, что тебя удерживает ФАРФАРЕЛЛО (!!!), пусть и ни на что пока не способный. Мальчик слегка вздрагивает.

– Не бойся. Я перестал быть вашим врагом. Теперь я буду убивать для Балинеза.

– И ты решил, что мы вот так сразу тебе поверим, – голос Кэна сочится скепсисом.

– Можешь не верить. Мне всё равно. Я буду убивать для Балинеза.

– Ещё неизвестно, что скажет Персия, – трезво замечает Айя. – Не уверен, что он будет сильно обрадован.

– Мне всё равно, – снова повторяет Фарфарелло. – Я буду убивать для Балинеза.

– Вот упёрся, – недоумевает Сибиряк. – С чего вдруг тебя так перекосило?

– Не твоё дело.

– Но нам надо знать, – пытается убеждать Оми. – Мы должны понять, почему тебе можно верить, понимаешь?

Фарфарелло ловит взгляд Ёджи. Говорить об этом с тем, с кем делил смерть значительно проще, чем со всеми прочими. Янтарные глаза умоляют о помощи. И Балинез не выдерживает:

– Вайс, – сдаётся он, – ему действительно можно верить. Я за него ручаюсь.

– Хорошо, – кивает Айя. – Ты отвечаешь. И учти – Персия может быть против. Впрочем, если ты решил завести собственного маньяка – твоё дело. Главное, чтоб когда ему взбредёт ночью перерезать твою глотку, он после этого не принялся за нас.

– Абиссинец! – протестующе вскрикивает хорошо воспитанный Оми.

– Не страшно. Я не обиделся, – успокаивает его Фарфарелло. – Спасибо, Вайс. Я не подведу Балинеза.

***

Вайс приходят ежедневно. Приносят Балинезу гостинцы и новости. Фарфарелло каждый раз тактично притворяется спящим – но на самом деле жадно слушает. Привет, Балинез, наша дневная работа процветает, «девушки старше 18» без тебя извелись, а твоё рабочее место по тебе ну прям-таки плачет… Дурак, здесь же Шварц, вдруг он… Ладно тебе, я же ничего конкретного не сказал, и вообще, дрыхнет тот Шварц без задних ног. Вот, а ещё мы даже втроём на миссии ходим, правда, без тебя совсем трудно. А что с твоим психом делать, Персия всё ещё не придумал, велел – пока лечить, потом он сам с ним поговорит и тогда решит окончательно.

Добрый Бомбеец каждый раз не забывает оставлять для Фарфарелло какие-нибудь фрукты и сладости – многое из этого ирландец пробует впервые. «Просыпается» он через разное время после ухода гостей – чтоб не заподозрили, что он на самом деле не спит – и Ёджи, уже слегка оклемавшийся и изнывающий от скуки, набрасывается на него с вопросами. На некоторые Фарфарелло молчит, на большинство – отвечает. Не лжёт ни словом – Ёджи, как бывший следователь, в этом разбирается. И чем дальше, тем больше завораживает его странный желтоглазый парень, который живёт и чувствует совсем не так, как живёт и чувствует мир вокруг него.

– Слушай, а у тебя есть другое имя, кроме «Фарфарелло»?

– Иногда меня называют Джей. Я не помню, что это значит. Я многого не помню.

– А что ты о себе помнишь?

– Сначала у меня была семья. Отец, мать и младшая сестра. Мы любили друг друга. Потом к нам пришли люди Бога. Они сказали – человек не должен выглядеть так, как я. Сказали, я – отродье Сатаны. Потом они стали убивать нас. Когда я увидел, как они убивают отца, я перестал чувствовать боль. Тогда я стал убивать сам. Потом я долго ходил и убивал людей Бога – я хотел отомстить ему за то, что для него убили мою семью. Я ненавижу Бога – его люди говорят, что он призывал творить добро, а сами убивают для него тех, кто не сделал никакого зла. Он лжив и лицемерен.

– А что было потом? – перебивает любопытный Балинез, видя, что Фарфарелло сворачивает с темы разговора.

– Потом я плохо помню. Я лежал в больнице, и мне делали уколы, от которых я не мог думать. Однажды пришёл Шульдих и забрал меня оттуда. Он отвёз меня в специальную школу, там меня учили драться. Потом Шварц поехали в Японию и взяли меня с собой. Дальше ты знаешь.

– Что за школа? – интересуется Ёджи.

– Они называют себя Эстетами. Они собирают по всему миру людей, которые умеют больше, чем люди, и учат их. Эстеты хотят себе весь мир, и поэтому Шварц приехали в Японию. Кроуфорд что-то пообещал Рэйдзи, чтобы Рэйдзи ему помогал.

– Об этом немедленно надо доложить Персии!!! – Ёджи хватается за мобильник.

Всё, что может предложить Персия, выслушав доклад – продолжать расспросы. И Балинез снова берётся за Фарфарелло. Впрочем, тот и не возражает: в кои-то веки нашёлся кто-то, кто готов с ним нормально разговаривать.

– Ты говорил: «Они собирают по всему миру людей, которые умеют больше, чем люди», – Ёджи удаётся понять, что ирландец имел в виду паранормальные способности. – Ты не чувствуешь боли. А остальные Шварц?

– Кроуфорд видит будущее. Шульдих читает мысли и управляет чужой волей. Маленький Наги может заставлять вещи двигаться, не трогая их.

«Так, – щёлкает у Ёджи. – Провидец, телепат и телекинетик. Ни хрена ж себе компания!..»

– Как ты думаешь, если они такие крутые – почему они нас ещё не нашли? Ведь Кроуфорд может увидеть, что мы будем делать после миссии, куда пойдем, ну и так далее. А Шульдих может читать наши мысли при встрече. Неужели они сами могли до сих пор этого не понять? Или… или они просто играют с нами, позволяя вязнуть в ощущении ложной безопасности? Ответь, Джей!

– Шульдих может узнать только то, о чём ты думаешь. При встрече с ним ты вспоминаешь о своей дневной работе? И ему не до того, чтобы заставлять тебя думать о ней. На это нужно время, которого вы ему не даёте.

– Хорошо, а Кроуфорд? Что мешает ему?

– Не знаю. Я не Кроуфорд. Может быть, он думает не так, как ты, и идеи вроде твоей не приходят в его американскую башку. И… я вспомнил, он говорил, что будущее некоторых людей от него скрыто. Наверное, Вайс – из этих некоторых. Я правда не знаю.

– Кстати, ты сказал, что будешь убивать для меня. Что насчёт остальных Вайс?

– Их надо убить?

– Тьфу ты, да нет, конечно! Я имел в виду – как ты относишься к ним теперь? После того, как вы перестали быть врагами?

– Они мне безразличны. Если ты захочешь, чтоб я им помогал – я помогу. Захочешь, чтобы убил – убью. Мне всё равно.

Ёджи слегка передёргивает. Для него Вайс – святы, они – всё, что осталось у него после смерти Аски, единственное, ради чего можно жить.

– Тебе что, вообще всё равно, кого убивать?

– Почти. Больше всего я люблю убивать людей Бога, но красива любая смерть. Мне нравится убивать.

С минуту оба молчат, потом Джей вновь подаёт голос:

– Ты любишь Вайс. Предупреди их – Эстеты могут быть недовольны тем, что Шварц меня потеряли. Они могут захотеть найти Вайс. Тогда на Вайс будут охотиться.

– Блин! С этого начинать нужно было!!!

– Я говорил: вам стоило оставить меня умирать. Из-за меня у вас будут проблемы.

– Ладно, не бери в голову. Понимаешь, если бы мы бросили тебя там, мы… как тебе объяснить… ну, мы перестали бы быть Вайс. Я знаю, это идиотская романтика, нормальные киллеры тебя бы вообще добили, но… Плюнь, прорвёмся!

– Спасибо, – голос ирландца кажется чуть более хриплым, чем обычно. Ёджи приподнимается на постели и протягивает ему руку. Фарфи протягивает руку в ответ. Хрупкий союз двух убийц – но есть ли в мире что-либо более прочное, чем чувства, связывающие два сердца?..

* * *

– Мистер Кроуфорд, организация Эстет Вами крайне недовольна, – голосом с экрана вполне можно охлаждать пиво в летнюю жару, думает Шульдих. – Вы умудрились потерять одного из лучших боевиков Эстет, причём потерять напрасно. Как Вы намерены оправдываться?

– Видите ли, – Брэд собирается с мыслями, механически поправляя очки, – перед заданием я, как обычно, посмотрел, что ждёт Шварц. Я видел, что Фарфарелло грозит опасность, но не было даже намёка на его возможную гибель.

– Тем не менее, он погиб. Похоже, Ваши способности подводят Вас, мистер Кроуфорд.

– Между прочим, – вмешивается Шульдих, – Брэдли, кажется, предупреждал, что кое-кто не подвластен его контролю. И если подобные сволочи лезут в наши дела, то в неудачах стоит винить их, а не нас.

*Ну спасибо, Шу-тян, выручил, называется!*

*По крайней мере, перестанет тебя отчитывать, как первоклашку.*

*Ну-ну. Размечтался. Сейчас ещё и тебе влетит.*

*Фигня. Если делить разнос на двоих – каждый получит меньше.*

*Альтруист нашёлся…*

*Нет, просто тебя люблю.*

– И что за загадочные «сволочи» так подвели вас, герр Шульдих? – а впрямь неплохо бы холодного пивка дёрнуть...

– Их зовут Вайс. Они тут типа борцы за добро и справедливость против Рэйдзи.

– Обычные люди, ухитряющиеся сопротивляться эмиссарам Эстет и даже уничтожать их? Хм… Хотелось бы посмотреть на них поближе.

– Это задание? – уточняет Кроуфорд.

– Да. Скорость выполнения будет аргументом в Вашу пользу.

Экран гаснет. Американец с облегчением вздыхает – он ненавидит отчитываться перед Центром, тем более о неудачах. Спасибо Шульдиху – рыжий шут действительно умеет разрядить обстановку. Подобное обаяние, наверное, тоже паранорма.

– Брэдли, – напряжённо зовёт немец. – Знаешь, о чём я подумал? А если ты был прав, и твой Дар не подвёл тебя? Если Фарфарелло жив?

– Значит, это твоя ошибка. Ты объявил его мёртвым.

– Ну Брэдли-сама, ну прости – он честно почти совсем сдох. Так что разве только его Вайс отреанимали…

– Опять Вайс! Нет, их воистину надо найти. Слишком много вопросов к ним у меня накопилось.

– Вот и поймаем, обязательно, – мурлычущий Шульдих внезапно обнаруживается сзади. Он обнимает Брэдли за талию, кладёт голову ему на плечо и шепчет: – Только давай про Вайс ты будешь думать завтра. У тебя я есть – правда, я лучше каки?

Американец по опыту знает – сопротивляться рыжему мартовскому коту (чёрт, и здесь кошки! Хотя Шу – можно) бесполезно. Да и не особо хочется. О Вайс действительно можно подумать через пару часов… завтра… через неделю… а не пошли бы они…

– Шу-тян...

С утра пораньше рыжий продолжает пребывать в романтическом настроении. Посему, проезжая мимо небольшого цветочного магазинчика, он решает послать своему прекрасному принцу букет цветов. По закону подлости, небольшой цветочный магазинчик называется «Koneko no sumu ie», и, ещё не успев войти, Шульдих, по привычке шарящий в «эфире», натыкается на три подозрительно знакомых сознания. Конечно, вот так, посередь Токио случайно найти Вайс – неслыханная удача… Но из-за этих уродов придётся искать другой цветочный магазин! Впрочем, от корзинки с котятами Брэд, пожалуй, тоже не откажется.

Шульдих не знает, что его тоже заметили. На тёмно-рыжую девушку в красном он не обращает внимания.

***

Ни Ёджи, ни Фарфарелло не знают, что Кроуфорд, до последнего затянув с докладом в Центр, великодушно подарил им целую неделю. Они просто поправляются. Фарфи – быстрее. Балинез ещё только ползает по стеночкам и строит глазки всем попадающимся дамам – «исключительно старше 18, «за совращение несовершеннолетних», чтоб вы знали, это не тост, а статья Уголовного Кодекса!». Ирландец уже заставил врачей снять с него швы – «Не снимете вы – сниму сам» – и даже пытается изобразить нечто вроде тренировок, не обращая внимания ни на испуганные охи медсестёр, ни на восхищённые взгляды Балинеза. А Ёджи иногда попросту забывает дышать, упиваясь дикой грацией выздоравливающего хищника. Вайс беззлобно подшучивают над его эстетическим чувством... и стараются всё-таки держаться подальше от бывшего врага. Однако Оми по-прежнему не забывает таскать ему конфеты и фрукты, Кэн регулярно сообщает потолку, что когда у тебя есть собственное ручное чудовище – это круто, а Айя почти одобрительно косится на игру мускулов под бледной кожей и блики на лезвии ножа. Сам Персия, выслушивая восторженные рассказы Ёджи, растерянно заявляет: «Похоже, твоё ментовское чутьё вновь сослужило нам хорошую службу...» Фарфарелло пропускает всё это мимо себя. Теперь он существует только для Ёджи. До смертей во имя Балинеза пока далеко – но ещё ни одна сиделка не выхаживала своего подопечного с той тщательностью и даже нежностью, с какой бывший Шварц заботится о своём недавнем противнике. Ёджи сам себе не верит, вспоминая боевое безумие в янтарных глазах. Никто из Вайс не может толком понять, что в действительности втемяшилось в голову Фарфарелло, но всем понемногу становится ясно: между «Я буду убивать для тебя» и «Я буду жить для тебя» сумасшедший ирландец не видит абсолютно никакой разницы.

***

Её Кошачье Высочество Мэнкс Распрекрасная благоволит великолепно знать цену своей красоте. Ухитряясь неизменно приносить пользу делу и всюду успевать, она, тем не менее, никогда не торопится. Любое движение, любая поза призваны подчеркивать её внешность. Поэтому когда она, какая-то взъерошенная, вихрем врывается в «Koneko no sumu ie», едва не спотыкается на пороге и, задыхаясь, рявкает: «Мальчики, счёт идёт на секунды!», Вайс понимают, что дело обстоит более чем серьёзно. Слава всем богам, посетителей сейчас в магазине нет. Посему его можно закрыть, не объясняясь с придурочными обывателями, и, быстро собрав шмотки, рвать когти на одну из «конспиративных» квартир, любезно заготовленных Персией. На всё уходит около двадцати минут. К несчастью для Вайс, Брэд Кроуфорд не только Оракул, но и очень неплохой водитель. Ещё с утра он знает, что у Шульдиха появится некая ценная информация. И без всяких пророчеств знает, что если не вытрясти её из рыжего разгильдяя сразу же, тот способен вспомнить о ней завтра к вечеру. Впрочем – «мы ценим его не за это». Мобильник немца звонит, едва его «Альфа-Ромео» отъезжает от «Koneko» на пару кварталов, а чёрный «Ниссан» американца догоняет алую красавицу в хитросплетении токийских магистралей лишь получасом позже. Шульдих намертво «прицепился» к Вайс, поэтому даже нет нужды плотно висеть у них на хвосте. Можно спокойно ехать по параллельной улице, поглядывая на мир глазами, скажем, Мэнкс – и увидеть сначала название улицы и номер дома, потом номер квартиры... всё. Вайс в ловушке – а Балинеза можно поймать и позже. В одиночку, да ещё, если верить его друзьям – раненый, он не окажется тяжёлой добычей. Теперь предстоит без шума перехватить Мэнкс на выходе из дома (*Да, Шу-тян, я знаю, что для тебя это так, семечки*). После можно будет ловить котят – для чего предстоит решить задачу из задач: выдрать Наги из-за его машины (*да, Шу-тян, не просто компьютер, а Центр Управления Полётом Крыши*) и привезти сюда. Да не забыть проследить, чтобы маленький поганец (*Да, Шу-тян, он и вправду похож на киборга*) по дороге не впёрся в ноутбук, иначе всё дело пойдёт псу под хвост (*Да, Шу-тян, не псу, а коту... котам. ПОШЁЛ ВОН ИЗ МОЕЙ ГОЛОВЫ!!!*)

* * *

Навряд ли Персию можно назвать ангелом-хранителем Вайс – даже на их доброго папочку он и то не похож. Но шеф полиции Токио тепло относится к своим необычным сотрудникам и привык о них заботиться. Поэтому, едва узнав от Мэнкс, что рядом с «Koneko» маячил один из элитных телохранителей Рэйдзи, Персия отдаёт приказ о немедленной эвакуации. Через некоторое время исполнительная «мама-кошка» коротко сообщает: «Мы на месте, всё в порядке». И после этого все как сквозь землю проваливаются. Мобильник Мэнкс молчит – «абонент временно недоступен» – а Вайс, которым велено сидеть в квартире безвылазно и ждать указаний, не отзываются ни по телефону, ни через Интернет. Сначала Персия уговаривает себя, что Вайс молчат, поскольку слишком хорошо выполняют приказ не светиться (хотя Оми без сети больше получаса... сомнительно...), что у мобильника Мэнкс села батарея, а она сама просто застряла в пробке... но уговоры действуют всё хуже и хуже. Наконец он не выдерживает и, кажется, впервые в жизни сбегает с работы до конца рабочего дня. Да ещё беззастенчиво пользуется служебным положением в личных целях – машина, едущая с мигалкой и под сиреной, гораздо скорее доберётся до места. Правда, за пару кварталов до места мигалку и сирену приходится отключить – не хватало ещё, если вдруг всё в порядке, прибывать с такой помпой.

Вайс в квартире нет. При этом консьержка утверждает, что они никуда не выходили – «девушка с ними приехала – та почти сразу ушла, а молодые люди за порог ни ногой, я бы увидела, у меня память на лица хорошая...» Персия готов впасть в отчаяние. Он стоит у машины, нервно куря сигарету за сигаретой – и тут судьба слегка сжаливается над ним.

Память консьержки Шульдих, конечно, подчистил – однако немец был слишком занят Вайс, чтобы заметить ещё одного наблюдателя. На первом этаже дома живёт глазастая бабулька, которая очень любит глядеть на улицу в окошко. Она-то, по пути в магазин заинтересовавшись: «Что у тебя случилось, деточка?», и сообщает Персии:

– Да у консьержки-то что толку спрашивать, мимо неё хоть слоны топочи – и то не заметит, в книжку свою уткнулась... Видала я твоих друзей, они на джипе уехали, с утра с самого, а с ними ещё двое были. Один – рыжий, тощенький, а второй – мальчишка, темноволосый, лет пятнадцати, с чемоданчиком.

«Шульдих и Наоэ, – безнадёжно констатирует Персия. – Надо срочно спасать хотя бы Ёджи... Иначе и до него доберутся».

– Спасибо, – вежливо кланяется он. – Я, кажется, знаю, где их искать. Вы мне очень помогли.

– Да не за что, – машет руками бабка. Впрочем, её уже не слышат. Так что она отправляется по своим делам, успев посетовать на суетливость нынешней молодёжи.

Персия уже знает от Фарфарелло кое-что о способностях Шварц и уверен в том, что нужную информацию враги добудут. Даже и способности напрягать не придётся – трудно ли заставить говорить того же Бомбейца, пригрозив, что расплачиваться за его молчание будут остальные двое? Так что теперь полицейская машина, мигая и завывая, несётся к военному госпиталю. Сначала спасти тех, кто ещё не попался – и только потом позволить себе подумать, чем можно помочь остальным.

***

Ёджи валяется на постели кверху пузом, лениво рассуждая, что он сделает с подлыми котами, которые на целый день про него забыли – и не дай им... э-э... Аматэрасу упереться ещё хоть на одну миссию без их главного сокровища, то есть Балинеза. Фарфарелло молчит, задумчиво водя по коже кончиком ножа. Внезапно он настороженно замирает... Ёджи замолкает на полуслове.

– Кто-то идёт по коридору, – роняет Фарфи. – Торопится или беспокоится... почти бежит. Драться не рассчитывает.

– Это-то ты откуда знаешь? – удивляется Балинез.

– Тот, кто идёт драться, ходит иначе. Я умею чувствовать.

Тем не менее, Фарфи перехватывает ножик поудобнее, так, чтоб можно было сразу остановить любого посетителя. На всякий случай.

Когда гость входит в палату, Джей вопросительно смотрит на Ёджи. По его поведению сразу понимает, что пришелец не опасен – и временно теряет интерес к происходящему.

– Персия? – подаётся навстречу шефу Балинез. – Но...

– Вайс и Мэнкс в плену, – обрубает Персия. – И лично я не уверен, что один наш знакомый не приложил сюда лапку. Что скажешь, Фарфарелло?

Беловолосый пожимает плечами:

– Я не собираюсь оправдываться. Я невиновен.

– Может быть, ты знаешь что-нибудь, что может нам помочь? – вмешивается Ёджи. – Джей, я верю, что ты тут ни при чём – но не можем же мы...

– Я пойду туда и их вытащу, – спокойно предлагает Фарфарелло. – Только надо сделать вид, будто я сбежал – чтобы Шульдих поверил. Он будет меня читать.

– А все наши разговоры?

– Я скажу, что притворялся. Он поверит. До сих пор я никогда ему не лгал. А новой для Шварц информации про Вайс у меня всё равно нет.

– И что ты сделаешь против трёх паранормов? – раздраженно интересуется Персия.

– Не знаю. Но мне они верят. Этим можно воспользоваться. По крайней мере – я хотя бы помогу котятам умереть легко.

Персия с Балинезом вздрагивают. Правда, Ёджи успокаивается почти сразу – он уже немножко знает ирландца.

– Тебе-то это зачем? – спрашивает Вайс.

– Я обещал тебе. Разве этого недостаточно?

– Хорошо, – перебивает Персия. – Что конкретно ты предлагаешь?

– Ты перевезёшь нас с Балинезом в другую больницу, по дороге я якобы сбегу. Приду к Шварц, скажу, что вы хотели ставить надо мной опыты, поэтому берегли. Там попробую освободить Вайс. Вместе с ними вернусь. Всё равно ничего лучшего ты сейчас не изобретёшь.

– А Брэдли? Ты же говорил, что он видит будущее? – Персия почти хочет, чтобы этот идиотский план оказался провальным – нечего всяким уродам к его Вайс грабли корявые тянуть, пусть даже с лучшими намерениями! Потом он одёргивает себя – действительно, ничего лучшего пока нет. – Думаешь, он тебя не перехватит?

– Я рискую, – просто соглашается Фарф.

– Чёрт с вами! – в сердцах рявкает Персия. – Балинез, собирайся.

Выбрав момент, когда Ёджи уходит прощаться с медсёстрами, Фарфарелло подходит к шефу Вайс.

Несколько секунд смотрит ему в глаза.

– Я солгал. Я не вернусь вместе с Вайс.

– С чего вдруг?!

– Меня убьют. Я знаю. Не утешай меня – я не боюсь. Просто извинись за меня перед Балинезом, когда он поймёт, что я не вернусь.

Персия испытующе смотрит в спокойные золотистые глаза. Глаза человека, уходящего на смерть ради чужих ему людей и идей. Ради того, чтобы смогли жить его враги, так и не ставшие его друзьями. Фарф улыбается – чуть виновато. Расстёгивает кожаный ошейник и протягивает его Шуичи.

– Шансов у меня нет. Я слишком хорошо чувствую смерть, тем более свою. Один раз я почти умер, но Балинез подарил мне отсрочку. Теперь его рядом не будет. Когда-нибудь это всё равно бы случилось. Передай ему... потом.

И Шуичи не выдерживает – сгребает Шварца в охапку и утыкает в себя носом. Тот терпит – из вежливости. Потом предостерегающе отстраняется:

– Балинез идёт.

– Ну, я готов ехать, – вваливается Ёджи.

– Тогда едем, – кивает Персия. – Фарфарелло... удачи.

Лицо Фарфарелло ничего не выражает.

***

*Ты представляешь, Брэд? Этот их Персия, оказывается – Такатори Шуичи! Вот прелесть, правда?*

*Хм... Это надо использовать. Я подумаю. Что ещё?*

*Будешь смеяться – ничего! Всех контактов – одна Мэнкс, про Персию узнали случайно, в магазине в компе лежит информация только по уже сделанным миссиям – и то по самым свежим...*

*Хотя бы узнаем, какие трупы можно списать на Вайс. Поищи ещё что-нибудь.*

*Да нечего там искать! Пойми ты, им самим ничего не рассказывали!*

*А Мэнкс?*

*То же самое! По её воспоминаниям – у шефа была куча контактов, но ими занималась другая девица, Мэнкс её даже в лицо не знает! Блин, конспирация на уровне «не знаю, что делают за соседним столом»! Ур-роды!*

*Поищи ещё, Шу-тян. Должно быть.*

*Брэ-эд, ну мне надоело! Можно, я остальное до завтра отложу? Такие котята...*

*Б...дь*, – жёстко припечатывает Брэдли. – *Иди развлекайся. Но учти – завтра я с тебя с живого не слезу.*

*О-о, какие обещания...*

*Отстань. Я работаю.*

Шульдих отключается от разговора и плотоядно смотрит на Кэна. Тому уже всё равно, что случится дальше...

Раздается звонок в дверь. Шульдих с неудовольствием – ну кого ещё принесло? – идёт открывать. И сталкивается с Фарфарелло.

– Кого я вижу! – издевательски радуется он. И зовёт: – Брэд, ты глянь, кто к нам пришёл!

Лидер Шварц даже выходит. И тут случается то, чего ирландец больше всего опасался: взгляд Кроуфорда становится отсутствующим, кончиками пальцев американец чуть прикасается к вискам... Он что-то увидел. Что?!

– Шульдих, – бросает Брэдли, – сегодня вечером Фарфарелло будет очень опасен для нас, возможно, попытается убивать. Насколько я понимаю – очередной приступ, так что следи. А сейчас, пока он ещё в норме – накорми его, и если захочешь, можешь натравить на Вайс.

***

Когда в комнату входят Шульдих и Фарфарелло, Айя горько усмехается. Знал же, что нельзя доверять Шварцу – а ведь купился! Впрочем – теперь-то что?.. Он даже не вздрагивает, когда ирландец садится ему на грудь, доставая любимый нож.

– Ты позволишь мне посмотреть, Фарфи? – капризно интересуется рыжий.

– Недолго.

Лезвие распарывает одежду на груди Абиссинца. Скользит по коже. Оставляет царапины. С каждым разом – всё глубже. Льнёт к шее... оставляет порез на щеке...

– Теперь уходи, – не оборачиваясь, приказывает беловолосый.

– Ну и ладно, ну и пожалуйста! – деланно обижается немец. – У меня там ещё целых два Вайса есть.Вот тут Айя вздрагивает. Хлопает дверь. Безумие во взгляде Фарфарелло моментально гаснет.

– Повернись. Верёвки разрежу. Я пришёл вас спасать.

– Ясно, – мгновенно ориентируется пленник. – Сибиряк... Бомбеец... Мэнкс...

– Прямо сейчас я им ничем не помогу, – отрицательно качает головой ирландец. – Позже. Если сможешь, спи – тебе пригодятся силы.

– А ты?

– Я умру.

Абиссинец – самурай. И он не тратит время на бесполезные утешения. Путь самурая – путь к смерти, волей-неволей привыкнешь не бояться. Ни своей, ни чужой.

– Если потребуется – я помогу.

– Спасибо. Спи.

И Фарфарелло остаётся караулить – и ждать вечера. Он привык к жизни этого дома, умеет по едва заметным признакам определять, кто из Шварц спит, а кто нет, кто чем занят... и он знает, когда можно атаковать.

***

От Абиссинца он выходит через несколько часов. Айя лежит растерзанный – отрада для любого садиста! С порога и не видно, что все порезы – неглубокие, и Вайса, если что, не остановят. Фарфарелло идёт в комнату Шульдиха. Тот спит, облапив измученного Кэна как плюшевого мишку. Несколько секунд ирландец вглядывается в Шварца. Шульдих... Ехидный, циничный, легкомысленный, по уши влюблённый в Брэда... ничего, тебе недолго его ждать, рыжик... прости...

«Я убиваю для тебя, Балинез. Я обещал».

Фарфарелло опускается на постель рядом с Кэном, закрывает ему рот ладонью – и на несколько секунд пережимает немцу сонную артерию, погружая того в беспамятство. Шульдих даже не успевает позвать Брэда – ни голосом, ни мысленно. А потом убийца одним ударом ножа перерезает жертве глотку.

Сибиряк уже разобрался в происходящем. Он аккуратно убирает Фарфину руку:

– Круто ты его...

– Заткнись – почти с отвращением бросает Шварц. – Идём, тебя ждёт Абиссинец.

Следующий – Наги. Обиженный на весь мир ребёнок, совсем недавно научившийся не бояться и отвечать ударом на удар, маленький гений, относившийся к Джею чуть-чуть дружелюбней, чем все прочие... прости, малыш...

«Я убиваю для тебя, Балинез. Я обещал».

Мальчик сидит за компьютером в наушниках. Он не слышит, как входит в комнату Фарфарелло. Но – и этого убийца не учёл – видит отражение крадущегося человека в мониторе. Он помнит – Брэд предупреждал, что сегодня вечером у ирландца будет сильный приступ. Правда, Шульдих должен был следить... но от этого разгильдяя, пожалуй, дождёшься! Наги аккуратно берёт безумца в телекинетический захват.

– Брэдли!

– Я уже в норме, – хрипло успокаивает Фарфи. – Можешь отпустить.

Иногда приступы Фарфарелло заканчиваются внезапно. В темноте Наги не видит следов крови на одежде. А если и видит – считает её кровью Абиссинца. Брэдли открывает дверь в комнату как раз тогда, когда нож мягко входит в хрупкое мальчишеское горло.

– Наги! – бросается Брэдли к младшему Шварцу, но сразу понимает, что опоздал. И, выхватывая пистолет, разворачивается к врагу: – Ты...

Брэдли. Так хорошо умеющий использовать окружающих – и уделяющий так мало внимания тем, кто рядом, вечно занятый, не позволяющий себе отвлекаться на эмоции и милые пустячки... я обещал Шу, что он не будет долго тебя ждать... прости...

«Я убиваю для тебя, Балинез. Я обещал».

Почти распластавшись над полом, Фарфарелло скользит к американцу. Один нож остался в теле Наги – второй вонзается американцу между рёбер... и в ту же секунду Брэд разряжает в грудь ирландца всю обойму.

«Я ухожу с ними. Прости, Балинез. Наверное, я всё-таки Шварц... но я убивал для тебя...»

Рванувшиеся на выстрелы Абиссинец и Сибиряк застают в комнате три остывающих тела.

– Иди поищи Оми и Мэнкс, – просит Кэн.

– А ты?

– Я сюда к ним Шульдиха перетащу... Глупо, да?

– Нет. Ты прав, когтистый. Их всегда было четверо. Как и нас. Пойдём. И найди телефон – надо шефу доложиться. В конце концов, это почти миссия, нэ?

***

Где-то в Токио есть небольшое кладбище, на котором хоронят тех, кто ценой жизни спасал людей – полицейские, пожарные, врачи, МЧСовцы... На одном из свежих надгробий выбито: «Джей Шварц, позывной «Фарфарелло». Дата рождения неизвестна. Дата смерти – ... Погиб, спасая группу Вайс». Сначала Ёджи предлагал выбить «Кудо Джей» – но, когда требованиями кошачьей семейки надпись грозила превратиться в «Фудзимия-Кудо-Хидака-Цукиёно-Китада-Такатори Джей», Персия волевым жестом пресёк это безобразие. У парня была семья, и его фамилия Шварц. Всё. А память – дело тех, кто захочет помнить.

***

Сначала Оми попал стрелкой в мишень, хотя мишень была далеко, бегала быстро, и вообще погода не располагала... Потом Ёджи, пытавшегося упасть с карниза четвёртого этажа, внезапно прижало к стене мощным порывом ветра... Охранник «клиента» не заметил Кэна, хотя пялился на место, где тот стоял, минут пять. А пистолет «клиента», стрелявшего в Айю, вдруг стал давать осечку за осечкой... до последнего взмаха катаны.

Японская религия Синто говорит: любой после смерти может стать ками.

И, уже вернувшись с миссии в «Koneko», кто-то из Вайс – кажется, Балинез, – недоверчиво высказывает вслух общую мысль:

– Можете надо мной смеяться, ребята – но, по-моему, на миссии нас было пятеро.

И пряжка лежащего в токонома кожаного ошейника дружески взблёскивает в ответ...

OWARI

23.11.03